Отложенная война – внешнеполитическая линия современной России? (Накануне мюнхенской конференции по безопасности)
10 февраля 2007 года в уже знаменитой Мюнхенской речи президент России В. Путин отметил, что «предлагавшийся после «холодной войны» однополярный мир не состоялся» и заявил о его неприемлемости и невозможности в будущем.
«Сегодня мы наблюдаем почти ничем не сдерживаемое, гипертрофированное применение силы в международных делах – военной силы – силы, ввергающей мир в пучину следующих один за другим конфликтов. В результате не хватает сил на комплексное решение ни одного из них. Становится невозможным и их политическое решение.
Мы видим все большее пренебрежение основополагающими принципами международного права. Больше того – отдельные нормы, да, по сути – чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединённых Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере навязывается другим государствам.»
Надо отметить, что процесс расширения западных институтов на восток с самого начала сопровождался негативной реакцией России, впрочем, она, ещё с первой волны расширения НАТО в 1994 г., не воспринималось сколько-нибудь серьёзно на Западе. А вот к Мюнхенской речи отнеслись более чем внимательно.
Конечно, слова о несостоявшемся монополярном мире можно рассматривать только как утверждение нового внешнеполитического курса России » contradictio in contrarium» (от противного), и тем не менее, они стали чётким индикатором возращения России в «большую игру».
О том, что это были не просто декларативные заявления, свидетельствует, например, реакция России на военную агрессию Грузии в Южной Осетии, где под ударом оказалось большое количество российских мирных граждан и военнослужащих. Решительные и успешные военные действия России, тогда всё же привели к половинчатым политическим последствиям: Южная Осетия и Абхазия стали независимыми государствами, однако их суверенитет оказался признан помимо нашей страны лишь Венесуэлой, Никарагуа и Науру. А первоначальное стремление Южной Осетии войти в состав России не получило поддержки. Таким образом, было создано два новых государства с отложенным, или частичным международным признанием, единственным гарантом суверенитета которых, стала Россия. В целом, эта ситуация отложенного статуса стала моделью политической линии России, которой она придерживается и по сей день.
Модель «отложенного статуса» очень хорошо прослеживается на примере развития украинского кризиса. После первого шока, который испытал и Запад и послемайданная Украина от воссоединения Крыма с Россией, очень скоро был введён режим санкций как против России в целом, так и против Крыма в частности. Хорошо известны ограничения со стороны Запада (при всей условности этого термина мы будем понимать под ним государства, придерживающиеся западной модели развития и идущие в фарватере внешней политики США) против российских компаний, ведущих свою деятельность в Крыму. И следует признать, что эти ограничения в ряде случаев служат довольно эффективным инструментом сдерживания. Ярким примером может служить Сбербанк, имевший свою сеть филиалов в украинском Крыму, но свернувший присутствие в российском, сохранив при этом на Украине. Таким образом, режим санкций продемонстрировал стремление части российского истэблишмента попытаться избежать масштабной конфронтации и сохранить позиции ряда ключевых экономических субъектов за рубежом. По сути дела, Россия, в силу объективных и субъективных причин, отложила как полную интеграцию Крыма в свою экономическую систему (но не военную, не правовую и не социальную!), так и усиление конфронтации с Западом.
Во многом схожие процессы протекали на Востоке Украины, где прошли аналогичные крымскому референдумы в Донецкой и Луганской областях. Эти шаги не получили прямой поддержки Москвы, однако начавшаяся гражданская война не оставила для России другого выбора, кроме оказания гуманитарной, экономической и дипломатической поддержки самопровозглашённым ДНР и ЛНР. В это же самое время, пророссийские протесты в ряде других областей юго-востока Украины оказались жестоко пресечены, развернулась широкая кампания репрессий, но Россия оказалась не в состоянии вмешаться в этот процесс.
В развитии украинского кризиса чётко обозначились политические линии и России, и Запада. Подписав Минские договорённости, Россия стремится с одной стороны снизить степень противоречий с Западом, сделать его менее монолитным в неприятии политики России, а с другой, продемонстрировать недоговороспособность и невозможность контролировать ситуацию новыми украинскими властями. Следует признать, что эта политика, во многом, вынужденная, реактивная.
Запад же, в свою очередь, намеренно идёт на постепенное размывание правового поля Украины, а следом за ним и на демонтаж существующей международно-правовой системы и формирование новой, уже по своим правилам. В числе примеров следует упомянуть целый ряд знаковых и имеющих серьёзные политико-правовые последствия событий. Последовательное снятие требований из уже забытого «списка Фюле», предшествовавшего предполагавшемуся подписанию соглашению ассоциации Украины с ЕС. «Соглашение об урегулировании политического кризиса на Украине» 21 февраля, подписанное Януковичем и лидерами оппозиции и заверенное министрами иностранных дел Германии Ф.-В. Штайнмайером и Польши Р. Сикорским, а также главой департамента континентальной Европы французского МИД – Э.Фурнье. Ни одно из положений соглашения не было выполнено, а западные посредники вскоре дезавуировали свою роль, объявив, что они были всего лишь свидетелями подписания. Президентские выборы на Украине, которые состоялись 26 мая 2014 г., в условиях начавшейся гражданской войны, вопреки конституции Украины (она не предусматривает возможности отстранения от власти действующего президента, на основании его «самоустранения») и невозможности участия в выборах значительной части украинских граждан (для этого спешным порядком был изменён закон о выборах). Тем не менее, они были признане ОБСЕ состоявшимися и соответствующими демократическим стандартам. Весьма красноречиво выражают позицию западных стран слова специального координатора краткосрочных наблюдателей ОБСЕ Жоао Соареша: «Если мы сейчас признаем выборы не соответствующими демократическим стандартам, то мы столкнёмся с ситуацией, когда агрессивное меньшинство в других странах мира может срывать выборы». Парламентские выборы 26 октября, которые по мнению миссии ОБСЕ, также «продемонстрировали стремление к демократичным выборам, проведённым в соответствии с международными стандартами, и характеризовались множеством положительных аспектов в том числе беспристрастной и эффективной работой ЦИК, конкурентной борьбой, которая дала избирателям реальный выбор, и в целом уважением основных свобод». Аналогично были оценены и выборы в региональные органы власти 25 октября 2015 г., хотя они не состоялись даже в целом ряде районов, находившихся под контролем Киева.
С одной стороны, надо отметить последовательность Запада в политике отдаления России и Украины и включение последней в сферу своего влияния любой ценой, с другой же, следует признать, что в угоду этим действиям приносится, пускай и формальный, ценностный базис либеральной демократии, долгое время служивший насаждавшимся мировым стандартом. И в этом смысле, вдвойне неприемлемо для России повторять тезисы обанкротившейся идеологии.
События 2015 года на первый взгляд отодвинули Украину на второй план в политике России. Однако это не совсем верно. Скорее они продемонстрировали, что с самого начала речь шла не о двусторонних отношениях России и Украины, не о степени вовлеченности России в украинский конфликт, а о начале долгосрочного конфликта России и Запада. В этом отношении, обсуждение украинского конфликта носит вторичный характер: он начался не с Украины, и не ей исчерпывается.
Нужно чётко понимать, что Украина сама по себе, ни даже посткоммунистические страны Центральной Европы совершенно не интересовали Запад. Если представить себе ситуацию, при которой России не оказалось бы на карте мира, едва ли речь о пресловутой евроинтеграции вообще бы зашла. Основная задача продвижения западных институтов, таких как НАТО и ЕС, на восток заключалась в замещении вакуума безопасности за счёт побеждённого геополитического соперника – СССР-России. Западная граница этого процесса ограничивалась моментом, с которого Россия не на словах, а на деле провела бы пресловутую «красную линию», восточная – в лучшем случае лежала бы по границе России, в худшем – по границам дезинтегрированного российского пространства.
И если в самой России государству часто ставится в упрёк отсутствие проектности, то для Запада вопросов о «проектности» России никогда не вызывало сомнений. Это различие взглядов изнутри и снаружи несёт в себе несколько противоречий. Руководство США и Запада ни при каких условиях, кроме прямого подчинения не увидят в России «своего», как бы не старались часть российской элиты. Так называемый, «западный проект», понимаемый в тезисах либеральной демократии, является не более чем инструментом политической технологии, но никак не самодостаточной идеологией. Украинский кризис очень чётко демонстрирует этот тезис. Вместе с тем, у части российской политической и, в самом широком смысле, бизнес элиты сохраняется стремление «вписаться» в западный стандарт, стать для них своими и, тем самым, избежать даже обсуждения возможного конфликта.
В этом смысле гражданское общество в России оказывается более консолидированным и государственно ориентированным, чем её элита. Подтверждением этого тезиса может служить ничтожно малая поддержка либеральных идей даже в случае проявления протестных настроений. В это же самое время, ориентация части политической элиты на Запад сохраняется. Таким образом, для России жизненно важным вопросом становится не столько консолидация общества, сколько политического класса и использование патриотического гражданского потенциала страны.
Сейчас в отношении Украины сложилась патовая ситуация, однако фиксация этого пата носит временный, отложенный, характер и выход из него будет зависеть от нескольких составляющих: формулирования внятных политических задач, которые преследует в нём Россия, успешности или нет стратегии США по ослаблению России и формированию антироссийской коалиции и, наконец, в способности консолидации российского политического класса.
Задача Запада – вернуть Россию в рамки собственной стратегии. Т.е. спровоцировать её на предсказуемо истощающие действия. Для этого используется и будет продолжать использоваться тактика провокаций. Именно с этой точки зрения следует рассматривать сбитый турками Су-24 и экспоненциальное наращивания конфликтного потенциала в российско-турецких отношения. Следует отдавать себе отчёт, что независимо от того, сможет Россия грамотно выстроить политическую линию в отношении Турции или нет, прощупывание периметра безопасности России продолжится. Вот только некоторые болевые точки: Приднестровье, возобновление конфликта в Донбассе, военная провокация на границе с Крымом, начало конфликта в Средней Азии, наконец провокация прямого военного столкновения в Средиземноморье между Россией и Турцией. Следует особо отметить, что если раньше обсуждение подобных конфликтов носило в той или иной степени умозрительный характер, то теперь они представляются более чем реальными. Более того, решающие важным вопросом становится не «если», а «когда» и «где».
В этом смысле методологически неверно рассматривать украинский или сирийский конфликт с момента вмешательства в него России, как различные события. Гораздо правильнее воспринимать их как битвы одной войны.
Отложенный статус, как и отложенная война являются вынужденной, имеющей свои естественные ограничения и недостатки, формой ведения международной политики, однако, следует признать, едва ли не единственно возможной в текущих условиях. Проблема отложенного статуса является для нас проблемой главным образом в силу того, что мы привыкли к поиску решений в условиях стационарной системы международных отношений, в то время как сейчас мир находится в начальной стадии разворачивающегося конфликта между Россией и Западом. В этой ситуации рассчитывать на широкое международное признание просто невозможно, а значит отложенный статус будет парадигмой международной системы вплоть до выхода из конфликта и выработки новых договорённостей.
Совершенно очевидно, что Запад не смирятся ни с независимостью Ю. Осетии и Абхазии, ни с российским Крымом, ни ДНР и ЛНР, ни с интересами российских соотечественников в странах СНГ. В ближайшие годы России следует исходить из того, что широкое международное признание её действий невозможно, на что бы они ни были направлены: даже такие, как интеграционные проекты, подобные ЕЭС, либо борьбу с ИГИЛ. Вероятно, в отсутствие ядерного оружия, подобная ситуация уже привела бы к прямой военной конфронтации между Россией и Западом. В нынешних же условиях, масштабное столкновения будет, насколько это возможно, избегаться сторонами конфликта, а значит можно говорить и об отложенной войне.
«Гибридная война» – термин, введённый Украиной, призванный показать неафишируемую вовлеченность России в войну между Новороссией и Украиной, имеет свою обратную сторону. Понимая всю условность и неточность данного термина, можно сказать, что США ведут свою гибридную войну против России, направленную на максимальное её ослабление любыми доступными способами: от введения режима санкций и попыток повтора экономического коллапса СССР, до организации провокаций и втягивания России в нежелательные для себя конфликты.
Адекватность действий России в этих условиях целиком и полностью будет зависеть от осознания нескольких базовых моментов:
— настоящий противник России – это не Украина, не Турция и не ИГИЛ, а США, в той или иной степени, стоящие за их спиной;
— будущее нынешнего отложенного международного признания Закавказских республик, республик Новороссии, и даже российского Крыма будет определяться тем, удастся ли России ограничить стремление Соединённых Шатов к построению монополярного мира, или Соединённые Штаты добьются ослабления России. В первом случае, мы можем рассчитывать на формирование новой международно-правовой системы. Во-втором, под угрозу ставится само существование России, как самостоятельного государства;
— точка невозврата в отношениях России и США уже пройдена: на какие бы уступки ни пошла Россия, давление на неё будет не только не сокращаться, но постоянно возрастать;
— ресурсы России (военные, экономические, демографические и дипломатические) ограничены и следует разумно подходить к выбору направлений, где они должны использоваться;
— создание новой международно-правовой системы в одиночку невозможно, а значит необходимо формирование коалиции государств, придерживающихся схожих с Россией взглядов на будущее мироустройство. И первое что для этого необходимо сделать – это чётко артикулировать ту альтернативную систему ценностей, которую считает для себя жизненно-важной Россия.
Автор: А. В. Бедрицкий, к. полит. наук, директор Таврического информационно-аналитического центра РИСИ
Доклад прочитан на международной научной конференции «от Крыма до Сирии: геополитические итоги 2014-15 гг.» 17 декабря 2015 г.